фото показано с : germania.one

Крещатик был взорван большевиками Инженерные части Красной армии и отряды НКГБ перед отступлением в сентябре 1941 года заминировали Крещатик и стратегические объекты столицы. Впервые во Второй мировой войне были массово использованы радиоуправляемые (на расстоянии до 400 км) фугасы. 24 сентября после обеда раздался первый взрыв. Пятьдесят тысяч киевлян осталось тогда без крова и имущества. Количество жертв среди мирного населения и оккупантов до сих пор неизвестно. Инженерные части 37-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Андрей Власов, (будущий защитник Москвы, а потом — коллаборационист) и соответствующие подразделения войск НКГБ начали широкомасштабные работы по минированию столицы, когда ход боевых действий приобрел угрожающие для позиций советских войск характер. Руководствовались указанием Сталина: создавать невыносимые условия врагу. Впервые в практике Второй мировой войны были массово применены радиоуправляемые взрывные устройства (фугасы, взрываемые по радио с большого расстояния — до 400 км.). Подготовительные работы велись в строгой тайне, однако, киевляне быстро узнали в чем дело. Правда они и не подозревали о далеко идущих намерениях военных и о своем, фактически, заложничестве. Так, по воспоминаниям старожилов, в подвалы известного киевского “небоскреба” — дома Гинзбурга на ул. Институтской, 16-18 (теперь на этом месте находится гостиница “Україна” (недавно еще “Москва” — Ред.) взрывчатку в деревянных ящиках носили энкаведисты из своего здания напротив (позднее Октябрьский дворец, Международный центр культуры и искусств, а теперь Кинопалац — Ред.), объясняя, что это они как будто перепрятывают архивы. Руководил операцией по минированию полковник Александр Голдович (начальник инженерных войск 37-й армии, оборонявшей Киев. После войны генерал-лейтенант, проживал в Москве — Ред.). Взрывчатка была заложена под все электростанции, водопровод, объекты железнодорожного транспорта, связи (почтамт, телеграф, АТС), мосты через Днепр и подступы к ним, все важные административные здания: Совнарком (ныне — улица Грушевского, 12), Верховная Рада, ЦК КП/б/У (ныне — улица Десятинная, 2), штаб КОВО (улица Банковская, 11), НКГБ (Владимирская, 33). А также Успенский собор, оперный театр, музей Ленина (ныне — Дом учителя), отдельные большие жилые дома. “Софийский собор спас от разрушения тогдашний директор заповедника архитектор Олекса Повстенко, — рассказывает Дмитрий Малаков, заместитель директора Музея истории Киева. — Минерам, которые приехали со взрывчаткой в “подвалы Софии”, он сказал, что таких подвалов не существует”. 17 сентября из Киева начали отходить части Красной армии. В тот же день вышли из строя электростанции и водопровод. Настало безвластие. 19 сентября позади отступающих советских войск подразделения НКГБ подорвали металлические фермы обоих железнодорожных и автогужевого (имени Евгении Бош) мостов через Днепр, подпалили деревянный Наводницкий мост, рядом с которым тогда уже торчали из воды быки недостроенного будущего моста имени Патона. Не все красноармейцы даже успели перейти на левый берег. В тот же день передовые подразделения немецкой шестой армии вошли в Киев. Зная о минировании и прислушавшись к пущенному подпольщиками слуху о том, что как только электрика будет включена, весь город взорвется, немецкие саперы принялись разминировать те объекты, о которых узнали от собственной агентуры и населения. Так, в частности, были спасены Оперный театр, музей Ленина, правительственные здания. Вытащив из здания музея Ленина три тонны тринитротолуола вместе с радиоуправляемыми устройствами, немцы выставили свою добычу на всенародное обозрение, иронизируя, что мол, большевики даже собственную “святыню” заминировали! Однако 24 сентября после обеда произошел мощный взрыв в помещении “Детского мира” на углу Крещатика и Прорезной, 28/2, куда население, по приказу оккупационных властей, сдавало радиоприемники. В этом доме разместилась немецкая комендатура. От детонации сработали взрывные устройства в соседних домах, в частности, в гостинице “Спартак” (Крещатик, 30/1). Началась катастрофический пожар главной улицы Киева. В городе действовала диверсионно-разведывательная группа НКГБ УССР под руководством Ивана Кудри (в составе Дмитрия Соболева, Раисы Окипной, Евгения Бремера, Андрея Печенева и других). В ее задачи входило выяснить, кто и когда будет заселять заминированные объекты и передавать информацию в Центр по мощной рации, установленной на конспиративной квартире пенсионера Линевича. Последствия взрывов и пожаров были ужасающими: исторического центра Киева, составлявшего славу города, больше не существовало. В горы битого кирпича, обожженные скелеты зданий превращены Крещатик и еще три километра прилегающих к нему улиц: Николаевская (ныне Городецкого), Меринговская (Заньковецкой), Ольгинская, часть Институтской, Лютеранской, Прорезной, Пушкинской, Фундуклеевской (Богдана Хмельницкого), бульвара Шевченко, Большой Васильковской, Думская площадь (Майдан Незалежности) — всего 940 крупных жилых и административных зданий, среди них пять лучших кинотеатров, театр, консерватория, цирк. 21 октября 1941 года газета “Українське слово” писала: “Первый взрыв облаком дыма затмил ясный день. Пламя охватило магазин “Дитячий свит”. С этого все и началось. Взрыв за взрывом. Пожар распространялся вверх по Прорезной улице и перекинулся на обе стороны Крещатика. Ночью киевляне наблюдали большую зарницу, которая постоянно разрасталась. Большевики разрушили водопровод. Потушить пожар было невозможно. В то время огонь был хозяином — он пожирал и уничтожал дом за домом. Сгорело 5 лучших кинотеатров, Театр юного зрителя, театр КОВО, радиотеатр, консерватория и музыкальная школа, Центральный почтамт, Дом горсовета, 2 самых больших универмага, 5 лучших ресторанов и кафе, цирк, городской ломбард, 5 самых больших гостиниц (“Континенталь”, “Савой”, “Гранд-готель” и другие), Центральна городская железнодорожная станция (билетные кассы), Дом архитектора и ученых, 2 пассажа, типография, 8 обувная фабрика, средняя школа, более 100 лучших магазинов. Уничтожено много библиотек, интересных документов, ценных вещей. Например, в Киевской консерватории сгорел большой орган и около 200 роялей и пианино. Даже трудно себе представить и подсчитать размеры этого неслыханного преступления советов!” В первые же дни бедствия, вызванного взрывами, когда более 50 тыс. киевлян остались без жилья и имущества, гитлеровцы тщетно попытались “раскачать” население на погром в городе, и его руками выполнить “грязную работу” по расправе над евреями. Ситуацию, сложившуюся в Киеве, отражает датированный 7 октября 1941 г. германский документ “Сообщение о событиях в СССР”, подготовленный полицией безопасности и СД: “Еще ранее из-за занятия евреями лучших рабочих мест при господстве большевиков и из-за их службы в НКВД как агентов и доносчиков, а также из-за происшедших в Киеве взрывов и возникших крупных пожаров, возмущение населения против евреев было чрезвычайно большим” (Война Германии против Советского Союза, с. 124). Но ни тогда, ни позже ни одного конкретного факта погромов или фамилии не было приведено даже в немецких документах. Нелепость попыток представить евреев как виновников большой беды киевского населения была очевидна даже для сбитой с толку охваченной паникой толпы. Их несостоятельность подтвердилась и позднее, в октябре и даже в ноябре 1941 г., когда взрывы и пожары продолжались в уже “очищенном” от евреев городе. Боевой операцией советских спецслужб воспользовались оккупационные власти, использовав ее как повод для акции по “окончательному решению” еврейского вопроса в Киеве. Взрывы, пожары, хаос, обстановка беды, страха, возмущения и подозрения дали нацистам повод для проведения однократной крупномасштабной истребительной операции по уничтожению евреев в Бабьем Яру 29-30 сентября 1941 года. Гестаповский отчет № 6, подписанный Генрихом Мюллером, уточнял: “Недостача жилья, особенно в Киеве, в результате больших пожаров и взрывов была ощутимой, однако после ликвидации евреев ее удалось устранить благодаря поселению в квартиры, которые освободились”. Ниже следует часть главы “Крещатик” из книги Анатолия Кузнецова “Бабий Яр”. Она была написана автором в 1967-69 годах, когда в свет уже вышел кастрированный цензурой журнальный вариант рукописи его книги (целиком рукопись была опубликована в нью-йоркском издательстве “Посев” в 1986 году и переиздана в 1991 в издательстве “Радянський письменник”). А.Кузнецов. Глава “Крещатик” из книги “Бабий Яр” “… — Евреи, встать!! — повторил шеф громче и покраснел. Опять никто не поднялся. — Жиды, встать!!! — закричал шеф, хватаясь за пистолет. Тогда в разных местах зала стали подниматься музыканты — скрипачи, виолончелисты, — некоторые техники, редакторы. Наклоняя головы, гуськом побрели к выходу. Шеф дождался, пока за последним закрылась дверь. Затем на ломаном русском языке он объявил оставшимся, что мир должен услышать голос свободного Киева. Что в считанные дни нужно восстановить радиостанцию и с завтрашнего дня — все за работу. Кто уклонится, будет рассматриваться как саботажник. Начинается мирная созидательная работа. Притихшие, озадаченные люди поднялись, чтобы расходиться. И тут раздался первый взрыв. Это было 24 сентября, в четвертом часу дня. Дом немецкой комендатуры с “Детским миром” на первом этаже взорвался. Взрыв был такой силы, что вылетели стекла не только на самом Крещатике, но и на параллельных ему улицах Пушкинской и Меринга. Стекла рухнули со всех этажей на головы немцев и прохожих, и многие сразу же были поранены. На углу Прорезной поднялся столб огня и дыма. Толпы побежали — кто прочь от взрыва, кто, наоборот, к месту взрыва, смотреть. В первый момент немцы несколько растерялись, но потом стали строить цепь, окружили горящий дом и хватали всех, кто оказался в этот момент перед домом или во дворе. Волокли какого-то долговязого рыжего парня, зверски его били, и разнесся слух, что это партизан, который принес в “Детский мир” радиоприемник — якобы сдавать, но в приемнике была адская машина. Всех арестованных вталкивали в кинотеатр здесь же рядом, и скоро он оказался битком набитым израненными, избитыми и окровавленными людьми. В этот момент в развалинах того же самого дома грянул второй, такой же силы, взрыв. Теперь рухнули стены, и комендатура превратилась в гору кирпича. Крещатик засыпало пылью и затянуло дымом. Третий взрыв поднял на воздух дом напротив — с кафе-кондитерской, забитой противогазами, и с немецкими учреждениями. Немцы оставили кинотеатр и с криками: “Спасайтесь, Крещатик взрывается!” — бросились бежать кто куда, а за ними арестованные, в том числе и рыжий парень. Поднялась невероятная паника. Крещатик действительно взрывался. Взрывы раздавались через неравные промежутки в самых неожиданных и разных частях Крещатика, и в этой системе ничего нельзя было понять. Взрывы продолжались всю ночь, распространяясь на прилегающие улицы. Взлетело на воздух великолепное здание цирка, и его искореженный купол перекинуло волной через улицу. Рядом с цирком горела занятая немцами гостиница “Континенталь”. Никто никогда не узнает, сколько в этих взрывах и пожаре погибло немцев, их снаряжения, документов, а также мирных жителей и имущества, так как никогда ничего на этот счет не сообщалось . Стояла сухая пора, и потому начался пожар, который можно сравнить, пожалуй, лишь со знаменитым пожаром Москвы во время нашествия Наполеона в 1812 году. На верхних этажах и чердаках зданий было заготовлено множество ящиков боеприпасов и противотанковых бутылок с горючей смесью, ибо советское военное командование собиралось драться в Киеве за каждую улицу, для чего весь город был изрыт рвами и застроен баррикадами. Теперь, когда к ним подбирался огонь, эти ящики ухали с тяжким характерным взрывом-вздохом, обливая здания потоками огня. Это и доконало Крещатик. Немцы, которые так торжественно сюда вошли, так удобно расположились, теперь метались по Крещатику, как в мышеловке. Они ничего не понимали, не знали, куда кидаться, что спасать. Надо отдать им должное: они выделили команды, которые побежали по домам всего центра Киева, убеждая жителей выходить на улицу, эвакуируя детей и больных. Много уговаривать не приходилось. Жители — кто успел схватить узел, а кто в чем стоял — бежали в парки над Днепром, на Владимирскую горку, на бульвар Шевченко, на стадион. Было много обгоревших и раненых. Немцы оцепили весь центр города. Пожар расширялся: горели уже и параллельные Пушкинская и Меринга, поперечные улицы Прорезная, Институтская, Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Пассаж. Было впечатление, что взрывается весь город. До войны в Киеве начинали строить метро, и теперь поползли слухи, что то было не метро, а закладка чудовищных мин под всем Киевом. Но более правдоподобными были запоздалые воспоминания, что по ночам во дворы приезжали грузовики, и люди в форме НКВД что-то сгружали в подвалы. Но куда в те времена не приезжали по ночам машины НКВД и чем только они ни занимались! Кто и видел из-за занавески — предпочитал не видеть и забыть. И никто понятия не имел, где произойдет следующий взрыв, поэтому бежали из домов далеко от Крещатика. Откуда-то немцы срочно доставили на самолете длинные шланги, протянули их от самого Днепра через Пионерский парк и стали качать воду мощными насосами. Но до Крещатика вода не дошла: среди зарослей парка кто-то шланги перерезал. Над чудовищным костром, каким стал центр Киева, образовались мощные воздушные потоки, в которых, как в трубе, высоко взлетали горящие щепки, бумаги, головни, посыпая то Бессарабку, то Печерск. Поэтому на все крыши повзбирались немцы, полицейские, дворники, добровольцы, засыпали головни песком, затаптывали угли. Погорельцы ночевали в противовоздушных щелях, в кустах бульваров и парков. Немцы не могли даже достать трупы своих погибших или жителей, они сгорали дотла. Горело все, что награбили немцы, горели шестикомнатные квартиры, набитые роялями, горели радиокомитет, кинотеатры, универмаги. После нескольких отчаянных дней борьбы с пожаром немцы прекратили сопротивление, вышли из этого пекла, в котором, кажется, уже не оставалось ничего живого, и только наблюдали пожар издали. Крещатик продолжал гореть в полном безлюдье, только время от времени в каком-нибудь доме с глухим грохотом рушились перекрытия или падала стена, и тогда в небо взлетало особенно много углей и факелов. Город насквозь пропитался гарью; по ночам он был залит красным светом, и это зарево, как потом говорили, было видно за сотни километров и служило ориентиром для самолетов. Сами взрывы закончились 28 сентября. Главный пожар продолжался две недели, и две недели стояло оцепление из автоматчиков. А когда оно было снято и немцы туда пошли, то улиц, собственно, не было: падавшие с двух сторон здания образовали завалы. Примерно месяц шли работы по прокладке проездов. Раскаленные развалины дымились еще долго; даже в декабре я своими глазами видел упрямо выбивающиеся из-под кирпича струи дыма. Взрыв и пожар Крещатика, нигде и никем до сего момента толком не описанные, должны, по-моему, войти в историю войны принципиальной вехой. Во-первых, это была первая в истории скрупулезно подготовленная акция такого порядка и масштаба. Нужно уяснить, что значил Крещатик для Киева. При соответствующем масштабе это все равно, как если бы взорвался центр Москвы в пределах Бульварного кольца, Невский проспект в Ленинграде с окружающими улицами или, скажем, сердце Парижа до Больших бульваров. До этой варварской акции такое и вообразить было трудно, а вот НКВД вообразил и, так сказать, открыло в войнах новую страницу. Только после Крещатика и у немцев, и у советских родилось это правило: обследовать каждое занятое здание и писать “Проверено. Мин нет”. Понятным было уничтожение при отступлении мостов, военных и промышленных объектов. Но здесь взрывалось сердце города сугубо мирное, с магазинами и театрами. Во-вторых, многие приняли акцию с Крещатиком как первое такого размаха проявление народного патриотизма. Ни одна столица Европы не встретила Гитлера так, как Киев. Город Киев не мог больше обороняться, армия оставила его, и он, казалось, распластался под врагом. Но он сжег себя сам у врагов на глазах и унес многих из них в могилу. С другой стороны, уничтожать древний и великолепный центр столицы ради одной патриотической пощечины врагу, губя при этом и множество мирных жителей — не слишком ли это? И вот тут начинаются вещи странные. Никогда, ни в то время, ни после советские власти не признались во взрыве Крещатика, а наоборот, приписали этот взрыв… немцам. Они кричали в печати о варварстве фашистов, а потом после войны обтыкали развалины плакатами и писали во всех газетах: “Восстановим гордость Украины Крещатик, зверски разрушенный фашистскими захватчиками”. Хотя весь Киев прекрасно знал, что Крещатик разрушен советскими, населению вдалбливалось, что это сделали проклятые немцы. Только в 1963 году КГБ выдал для публикации небольшую “Справку КГБ при Совете Министров УССР о диверсионно-разведывательной деятельности группы подпольщиков г. Киева под руководством И. Д. Кудри”. Справка эта не говорит об уничтожении Крещатика, но лишь о “взрывах”, совершенно обходя само слово “Крещатик”. Из нее выясняется, что И. Д. Кудря, под кличкой “Максим”, был работником органов безопасности, по их заданию был оставлен в городе вместе с группой, в которую входили Д. Соболев, А. Печенев, Р. Окипная, Е. Бремер и другие. Цитирую: “В городе… не прекращались пожары и взрывы, принявшие особенный размах в период с 24 по 28 сентября 1941 года, в числе других был взорван склад с принятыми от населения радиоприемниками, немецкая военная комендатура, кинотеатр для немцев и др. И хотя утвердительно никто не может сказать, кто конкретно осуществлял подобные взрывы, уносившие в могилу сотни “завоевателей”, нет сомнения, что к этому приложили руку лица, имевшие отношение к группе “Максима”. Главное же состояло в том, что заносчивым фашистским “завоевателям” эти взрывы давали понять, что хозяином оккупированной земли являются не они”. Далее сообщается, что Д. Соболев погиб при одной из своих многочисленных операций, А. Печенев застрелился раненый в постели, когда его пришли арестовывать гестаповцы. Кудря-”Максим”, Р. Окипная и Е. Бремер были схвачены в Киеве в июле 1942 года, но где они умерли, достоверно неизвестно. В 1965 году в “Правде” был опубликован без всяких комментариев указ о присвоении И. Д. Кудре посмертно звания Героя Советского Союза. Более двадцати лет для колебаний по поводу такого решения, видимо, понадобилось, чтобы убедиться, что Кудря действительно погиб. Подробности уничтожения Крещатика мог бы осветить только КГБ, но он хранил тайну. И остается масса неясного, непроверенного. Существует много слухов и легенд; о каком-то чекисте-смертнике, который ворвался в вестибюль “Континенталя”, включил взрыватели и погиб при этом сам. О том, что другой смертник взорвал во время сеанса кинотеатр Шанцера, когда он был набит немцами и прочее. Все это трудно проверить. Несомненно одно: мины закладывались основательно, обдуманно, задолго до взятия немцами Киева, и, по крайней мере, в основной своей части имели систему взрывания, позволявшую их взрывать выборочно и в намеченное время. Живы свидетели, видевшие доставку взрывчатки на грузовиках НКВД за месяц-полтора до взрывов. Им тогда и в голову не приходило, что это закладываются мины, потому что немцы были далеко от Киева, а газеты и радио захлебывались, заявляя, что Киев ни за что не будет отдан врагу. Но, видимо, органы безопасности лучше отдавали себе отчет в ситуации. Взрывая мирный Крещатик, диверсанты Красной армии действительно нанесли немцам ощутимый военный урон, а то, что при этом погибнет втрое больше мирных жителей, это советскую власть никогда не волновало. Тем более, что по советским понятиям люди, оставшиеся на оккупированной территории, — не патриоты, значит, и не люди. Но был еще один, самый зловещий аспект этих событий. Немцы словно участвовали в жутком соревновании с Советами по уничтожению мирных ни в чем неповинных людей: 29 сентября 1941 года произошла ужасная трагедия Бабьего Яра”. Андрей Илларионов источник »

90 +