фото показано с : germania.one

Первое комплексное исследование нового кризиса для мировой экономики вышло в Центре энергетики Московской школы управления “Сколково” Татьяна Митрова Юрий Мельников Сергей Капитонов Екатерина Грушевенко Об авторе: Татьяна Алексеевна Митрова – директор Центра энергетики Московской школы управления «Сколково»; – старший аналитик Центра энергетики Московской школы управления «Сколково»; – аналитик по газу Центра энергетики Московской школы управления «Сколково»; – старший аналитик по нефтегазовому сектору Центра энергетики Московской школы управления «Сколково». Тэги: коронавирус, топливный кризис, рынок нефти, рынок газа, сколково Все статьи по теме “Коронавирус COVID-19 – новая мировая проблема” Пандемия COVID-19 стала шоком для мировой экономики. Бизнесу пришлось адаптироваться к условиям новой реальности, оперативно подстраиваясь под ситуацию, которую никто не мог предположить и полгода назад. Сильнее всего последствия от коронакризиса ощутила нефтяная отрасль. Помимо непосредственного влияния COVID-19 на работу предприятий, отрасль пострадала от резкого сокращения спроса, в первую очередь – со стороны транспортного сектора (автомобили и авиаперевозки), который оказался наиболее уязвимым из-за карантинных мер по всему миру. Так, в апреле 2020 года, по данным Rystad Energy, спрос упал на 27%, а среднегодовое падение спроса прогнозируется в 11% (10,8 млн барр./сут.). Падение спроса на нефть, как и сама эпидемия, началось в Китае, и его динамика могла бы многое сказать о предстоящей динамике спроса в других странах, однако особенности китайской статистики не позволяют делать однозначных выводов. По официальным данным, потребление сырой нефти в Китае в период с января по март 2020 года составило 11,98 млн барр./сут., что на 4,6% меньше, чем в 2019 году. В марте потребление снизилось на 6,6% по сравнению с мартом 2019 года. При этом, по данным таможенного управления КНР, импорт нефти вырос в марте на 4,5% – до 9,68 млн барр./сут. В апреле показатели увеличились. Так, в апреле Китай переработал 13,1 млн барр./сут. сырой нефти, что на 11% больше, чем в марте 2020 года. Тем не менее суммарный спрос на нефть со стороны НПЗ в январе–апреле 2020 года был ниже на 3,4%, чем за этот же период 2019 года. Дополнительные объемы импорта сырой нефти обусловлены не только тем, что спрос в Китае начинает восстанавливаться, но и тем, что страна активно заполняет хранилища по низким ценам. Прогнозы внутреннего спроса на нефтепродукты в Китае сейчас очень сильно разнятся. Так, по оценкам Argus со ссылкой на компанию CNPC, спрос на дизельное топливо должен был восстановиться в апреле, спрос на бензин – в мае, а на авиационный керосин – в июне. А по оценкам OIES, внутренний спрос на нефтепродукты не восстановится и до конца года и будет на 0,1–0,25 млн барр./сут. ниже уровня 2019 года, то есть вообще может стать первым падением спроса на нефть в Китае с 1990 года. В Индии спрос на сырую нефть в апреле упал на 50%, поскольку страна переживает тотальный локдаун. Спрос на дизельное топливо упал примерно на 61%, потребление бензина сократилось на 64%, а спрос на авиационное топливо сократился на 94% по сравнению с апрелем 2019 года. В мае в стране началось восстановление: по данным Bloomberg, спрос вырос на 75% по сравнению с апрелем. Потребление голубого топлива в Европе. График по материалам ВР, World Bank, Центра энергетики Московской школы управления «Сколково» Что касается США, то в начале 2020 года спрос на нефть со стороны НПЗ снизился на 25% (с 16,9 млн барр./сут. до 12,9 млн). При этом в апреле он достиг минимальных значений с 1990-х годов – 12,7 млн барр./сут., после чего началось небольшое восстановление. По прогнозам EIA, среднегодовой спрос на нефть со стороны НПЗ в этом году составит 14,9 млн барр./сут., что на 1,7 млн, или на 11%, ниже, чем в 2019 году. Подробной информации по спросу в ЕС пока нет. Отмечается сокращение потребления нефтепродуктов в Италии. Последние данные отраслевой ассоциации Unione Petrolifera (UP) показывают резкое снижение потребления моторного топлива: потребление дизеля сократилось на 50% по сравнению с годом ранее, спрос на бензин снизился на 73%, а потребление авиатоплива снизилось на 92%. В Великобритании спрос на дорожное топливо в апреле снизился на 55–60% по сравнению со снижением в 65–70% в середине марта. В Испании спрос на бензин в конце апреля снизился на 75% по сравнению с апрелем 2019 года. Это лишь незначительное улучшение с 81%, которое было в середине апреля, и 83% в конце марта. Среднесрочные последствия Нынешний кризис порождает множество вопросов, касающихся будущего спроса на нефть. В зависимости от продолжительности ограничительных мер возможны разные сценарии восстановления спроса. При этом важно сразу отметить, что наши расчеты показывают, что во всех сценариях цены в 2020–2021 годах не вернутся на докризисный уровень. Наиболее разрушительным сценарием для всех участников рынка мог бы стать сценарий «Войны всех против всех», в этом случае нефтяные котировки и в следующем году не превысят 20–22 долл./барр., продолжая выводить с рынка игроков. В долгосрочном периоде данный сценарий опасен тем, что возрастает вероятность нехватки инвестиций в отрасли и вследствие этого последующего резкого роста цен. В прочих сценариях, где соблюдаются квоты на добычу, цены начинают восстанавливаться вслед за спросом, постепенно удаляются излишки нефти в хранилищах. Меньшее количество проектов становятся нерентабельными, компании начинают снова наращивать добычу, в первую очередь сланцевые и шельфовые проекты. Снова возникает риск перепроизводства нефти. В этом случае вновь встает вопрос: как обеспечить стабильность нефтяного рынка? Нынешние отношения между основными производителями (в первую очередь между Саудовской Аравией, США и Россией), а также между производителями и потребителями представляют собой сложную систему, подверженную влиянию не только экономических, но и политических факторов. Это оказывает значительное влияние на динамику цен на мировом рынке. Более того, система ценообразования на нефть, где доминирующую роль играет финансовый рынок со своими особенностями, обусловливает высокую волатильность цен с регулярными их обвалами. Альтернативы пока не находят широкого обсуждения. Формирующаяся в результате показанных выше сценариев ценовая конъюнктура, безусловно, скажется на производителях – особенно на участниках рынка с высокими издержками. Крупные нефтегазовые компании уже объявили о сокращении своих бюджетов на 2020 год – девять крупнейших нефтегазовых компаний, включая Saudi Aramco, Exxon Mobil и Royal Dutch Shell, в совокупности сократят 43,4 млрд долл. (минус 23%) по сравнению с первоначальными планами расходов в 177,3 млрд долл. на 2020 год. Однако основной удар и сокращение капвложений ожидает независимые малые и средние нефтяные компании, не имеющие серьезных финансовых резервов. Напротив, у национальных компаний с государственным участием есть хорошие перспективы добиться господдержки и за счет этого поддержать в определенной мере инвестиционную активность. Важно отметить, что урезание бюджетов будет осуществляться за счет отмены или переноса реальных проектов, поскольку практически весь потенциал по снижению издержек уже был реализован в предыдущее снижение цен 2014–2016 годов, и компании вряд ли смогут повторить этот подвиг. В целом по сектору в 2020 году ожидается сокращение инвестиций как минимум на 20–25%, причем в отдельных странах, например в США, оно может достигать 40–60%. По оценкам МЭА, сейчас динамика снижения инвестиций похожа на динамику 2015–2016 годов, и в целом за период 2020–2021 годов инвестиции могут сократиться на 45% – с 505 млрд долл. в 2019-м до 280 млрд долл. к 2021 году. Такая динамика инвестиций означает, что уже к 2024 году, когда спрос должен восстановиться, отрасль может столкнуться с кризисом недоинвестирования, что, в свою очередь, может привести к очередному ценовому циклу на рынке. Для России подобное изменение конъюнктуры нефтяного рынка несет серьезные риски, однако пока в статистике они не отражаются. В целом по итогам первого квартала 2020 года российский экспорт нефти пострадал не сильно. По данным ЦДУ ТЭК, экспорт сырой нефти и газового конденсата из России в январе–апреле 2020 года составил 86,3 млн т, что на 1,8% ниже аналогичного показателя 2019-го. В апреле в дальнее зарубежье было экспортировано 22,2 млн т российского нефтяного сырья, то есть по сравнению с тем же месяцем прошлого года экспорт снизился на 0,3%. С точки зрения рыночной конкурентоспособности российские производители смотрятся уверенно, поскольку капитальные и операционные затраты в среднем по отрасли невелики и в основном номинированы в рублях, что позволяет им снижаться в условиях девальвации. Кроме того, российская нефтяная отрасль имеет определенный запас прочности в силу особенностей налогового регулирования, при котором риски низких цен на нефть переносятся на бюджет. Да и для государства в целом цены нефти, заложенные в бюджет, значительно ниже, чем у других ресурсных экономик, хотя и заметно превышают реальный уровень цен в настоящее время. Жесткая ценовая война ухудшает положение России на мировом нефтяном рынке. Большие скидки на нефть Саудовской Аравии снижают привлекательность российской нефти на ее целевых рынках и приводят к сильному удешевлению российского сорта Urals. В апреле она уже падала до исторических минимумов 1998 года в 8,48 долл./барр. Помимо сверхнизких цен на российскую нефтяную отрасль давит необходимость быстрого и глубокого сокращения добычи. По итогам апрельских встреч ОПЕК+ и министров энергетики G20 Россия взяла на себя самые большие объемы сокращения: в среднем по году добыча нефти в России снизится на 0,95 млн барр./сут., или на 45 млн т, таким образом добыча нефти и газового конденсата в России в 2020 году должна составить не более 515 млн т. Масштаб сокращения добычи и падения денежных потоков компаний неизбежно приведет к уменьшению бюджетов и пересмотру инвестиционных программ, в частности в геологоразведку, сокращению заказов для смежных отраслей, явно потребует оптимизации работы НПЗ. В худшем положении оказались малые и средние компании, а также компании с высокой долговой нагрузкой, поскольку у них запас прочности самый низкий. Наиболее уверенно себя будут чувствовать – и это предсказуемо – компании с высокой маржинальностью, хорошим контролем затрат и подушкой финансовой безопасности, а также, разумеется, все компании с госучастием. Колоссальные объемы необходимого сокращения поднимают сложнейший вопрос о том, как провести его с наименьшими потерями для будущей добычи, для компаний и для бюджета, и сделать это быстро. Уже можно предполагать, что потребуется экстренная адаптация или временное замораживание существующего регуляторного режима в части требований по выполнению лицензионных обязательств компаний, налогообложения при простое скважин и выводе их из эксплуатационного фонда на консервацию и пр. Для России сложившаяся ситуация означает радикальное сокращение доходов от экспорта – как выручки компаний, так и бюджетных поступлений. Проведенные расчеты демонстрируют, что даже в самом оптимистичном сценарии доходы от экспорта нефти снизятся в два с половиной раза по сравнению с докризисным сценарием, однако вполне возможны и более негативные сценарии с падением доходов бюджета в 4–10 раз в 2020 году. Пессимистический сценарий, подразумевающий снижение мирового спроса на 11 млн барр./сут. и несоблюдение квот на добычу, может привести российскую нефтяную отрасль к порогу безубыточности для действующих проектов и практически лишить бюджет поступлений от НДПИ и экспортной пошлины. Газовая отрасль Спрос на газ по-разному реагирует на кризис в различных секторах: снижается в промышленности и коммерческом секторах из-за ухода части потребителей на карантин; вслед за электропотреблением сокращается в секторе электроэнергетики (хотя здесь очень многое зависит от особенностей национального регулирования и структуры установленной мощности); растет в домохозяйствах вслед за переходом людей на удаленный режим работы и учебы – в первую очередь на нужды отопления и приготовления пищи. Влияние карантина на газовую отрасль неоднородно из-за разного профиля и структуры потребления газа в различных странах и регионах. В Китае, например, свыше 40% потребляемого газа приходится на промышленность. Немногим более 20% – это электрогенерация, оставшиеся около 36% – коммунально-бытовой и транспортный сектора. В Европе несколько другая структура потребления газа: на промышленность приходится порядка четверти потребляемых объемов газа, а большая часть – это тепло- и электрогенерация. По итогам 2019 года на фоне экономического замедления спрос на газ в Китае увеличился лишь на 9,6%, до 304 млрд куб. м – это самый низкий рост газопотребления в стране с 2016 года. После окончания активной фазы эпидемии в Китае стоит ожидать оживления экономической активности и роста спроса на газ. Обратную Китаю тенденцию зимой 2020 года демонстрировали другие азиатские потребители, у которых спрос эластичен по цене, то есть при падении цен они увеличивали импорт. Введение локдаунов, закрытие офисов и производственных площадок оказывают серьезное влияние на европейский спрос на газ. В Италии во время карантина наблюдалось резкое сокращение спроса на промышленное потребление (на 28% ниже среднего уровня за 2014–2019 годы) и в электроэнергетике (на 23% ниже среднего за тот же период). Аналогичная динамика наблюдалась и в других странах, которые ввели жесткие карантинные ограничения: по предварительным оценкам системных операторов, спрос на газ в Германии упал на 9%, в Великобритании на 21%, в Испании и Италии на 25% и на 34% во Франции. Спрос на газ в марте-апреле усугубила теплая погода в этих регионах. До начала эпидемии аналитики ожидали роста спроса на газ в Европе на фоне низких цен, сегодня речь идет о стагнации или снижении. Безусловно, свалившиеся в пике цены на газ позитивно отражаются на потреблении газа в электрогенерации. Так, например, в первом квартале выработка электроэнергии на газовых электростанциях Польши выросла на 27%, а на угольных – снизилась на 23%. По оценкам OIES, по итогам года ожидается падение спроса на газ на 3–5,5%. Порядка 70% потребления газа в Европе приходится на тепло- и электрогенерацию, менее подверженную флуктуациям. На более «уязвимый» промышленный сектор приходится около 25% потребления газа в регионе. В качестве позитивного фактора для потребления газа можно указать рост потребления тепловой энергии жителями ЕС во время карантина. Влияние происходящих изменений в конъюнктуре мировых газовых рынков на российский экспорт газа уже заметно. В апреле объем добычи составил 55,14 млрд куб. м, снизившись на 14,3% относительно того же месяца прошлого года. По сравнению с январем–апрелем прошлого года добыча снизилась на 8% и составила 240,55 млрд куб. м. Экспорт «Газпрома» в Европу год к году снижается, с января почти на 20%, и находится сейчас на минимальных значениях с 2015 года, поэтому можно предполагать, что основная часть этого сокращения добычи обусловлена именно снижением экспорта. С учетом результатов первого квартала 2020 года и происходящего в странах Европы сокращения спроса по итогам года можно ожидать снижения поставок российского трубопроводного газа в Европу на 20–30 млрд куб. м (в зависимости от сценария). Перенасыщенность рынка в сочетании с окончанием отопительного сезона и продолжающимся карантином будет оказывать дополнительное давление на цены газа в Европе. Сочетание уменьшения объемов и низких цен экспорта неизбежно приведет к падению выручки от экспорта и доходов бюджета – конечно, на фоне ожидаемого падения выручки от нефтяного экспорта это не такие значительные цифры. Для предприятий самой отрасли это будет означать необходимость режима жесткой экономии и сокращения инвестиций, что неизбежно отразится через мультипликативные механизмы на смежных отраслях. Влияние коронавируса на внутренний спрос на газ в России еще только предстоит оценить. В любом случае, как показывает опыт предыдущих кризисов 2008–2009 и 2014 годов, падение ВВП на 5–8% ведет к снижению внутреннего спроса на газ на 5–6%. Интересно, что в силу особенностей регулирования внутренних цен на газ они сейчас оказываются более привлекательными для производителей, чем экспортные нетбеки (после уплаты экспортной пошлины и затрат на транспортировку). Поэтому ожидается усиление конкуренции за наиболее прибыльных промышленных потребителей на внутреннем рынке и усиление давления этих потребителей на государство с требованиями пересмотра внутренних цен и приведения внутренних нетбеков в соответствие с европейскими для обеспечения конкурентоспособности национальной промышленности. Судьба энергоперехода Не стоит ожидать, что коронакризис станет непреодолимым препятствием для развития низкоуглеродных технологий – возобновляемой энергетики, энергоэффективности, систем хранения, электромобилей – и в конечном счете затормозит или остановит энергетический переход. Напротив, энергетический переход имеет все шансы ускориться. Большинство стран мира взяли на себя обязательства по снижению выбросов парниковых газов в атмосферу (декарбонизации), аналогичную ответственность берут на себя инвесторы, страховщики и корпорации (в том числе нефтегазовые). Выбросы СО2 от использования ископаемых топлив никак не зависят от цен на них. Дополнительный стимул к развитию во время коронакризиса получает децентрализация энергетики (вторая важная составляющая энергоперехода) – ведь сотни миллионов людей по всему миру перешли на удаленную работу, создавая спрос на решения в области надежной, чистой и гибкой энергетики для домохозяйств. Цифровизация (третий важный импульс) в новых условиях вообще становится фактором выживания для многих бизнесов. Кроме того, все чаще со стороны правительств и международных организаций звучат призывы к восстановлению экономики после коронакризиса именно за счет низкоуглеродного развития – ведь в этом случае можно не только восстановить экономику и быстро создать рабочие места, но и придать ей дополнительный стимул в соответствии со стратегическими приоритетами. Так, в конце мая 2020 года в Еврокомиссии началось обсуждение масштабного плана восстановления экономики после коронакризиса – Next Generation EU. В его основе – вложение примерно 750 млрд евро в течение 2021–2027 годов в низкоуглеродную экономику – в частности, в стимулирование рынков электромобилей, энергоэффективной реконструкции зданий, инфраструктуры для электротранспорта (включая водородный), в возобновляемую энергетику и производство водорода из воды и возобновляемой энергии («зеленый водород»). Нестабильность нефтяного рынка усиливает конкурентные позиции ВИЭ на рынке, привлекая все большее внимание инвесторов. Свою роль в их настроениях играет и падение цен на нефть: если при 60 долл./барр. IRR у нефтегазовых проектов очень привлекателен, а ВИЭ на этом фоне менее интересны, то при цене нефти 35 долл./барр. ситуация выглядит уже совершенно по-другому. В этих условиях российский нефтегазовый сектор должен задуматься о перспективах реструктуризации отрасли и интеграции углеводородов в повестку низкоуглеродного и устойчивого развития. Такой сценарий создает новые вызовы, но одновременно и возможности для стран, богатых углеводородами, таких как Россия. И здесь особую роль может сыграть растущий тренд на декарбонизацию нефти и газа и устрожение требований со стороны покупателей к углеродному следу ископаемых топлив.  Альтернативные источники энергии в постпандемический период Перспективы развития ВИЭ в России: мнение производителей Новый этап конкуренции энергоносителей Неизбежность перехода на зеленые технологии не исключает использования твердого ископаемого топлива Ученые призывают не забывать о глобальном потеплении в борьбе с COVID-19 Карантинные меры открывают новые возможности для защиты окружающей среды Половина российских потребителей ждет худшего Михаил Сергеев Восстановления расходов населения пока не видно Замороженную экономику надеются разогреть дешевыми кредитами Ольга Соловьева Без фискальных послаблений ускорить рост ВВП будет сложно Роструд сообщил, где искать работу в разгар коронавирусного кризиса Анастасия Башкатова Очаги безработицы сопровождаются дефицитом кадров даже в одной отрасли Лукашенко пытается удержать свой рейтинг силой Антон Ходасевич Белорусы поддерживают альтернативных президенту кандидатов источник »

105 +