фото показано с : germania.one

И многое зависит от того, сумеет ли Вашингтон понять, какую стратегию выбрал Пекин. Что если Китай не пойдет к региональной гегемонии, чтобы потом обеспечить себе гегемонию глобальную? Что если он будет действовать в обратном порядке? Второй путь скорее поведет Китай на войну против Запада, а не против Востока. Для таких планов Китаю придется создать новый порядок в сфере безопасности и экономики во всей Евразии и в зоне Индийского океана. Этот новый порядок будет работать под руководством Китая, но главное для Китая будет его новое центральное место в международных институтах. При таком подходе Китай будет вынужден признать, что он не сможет вытеснить Соединенные Штаты из Азии, а ВМС США — за пределы первой гряды островов в западной части Тихого океана, по крайней мере, в обозримом будущем. Вместо этого Китай будет уделять все больше внимания формированию мировых экономических правил, технологических стандартов и политических институтов к собственной выгоде и по своим лекалам. Основные посылки такого альтернативного подхода будут заключаться в следующем. Экономическая и технологическая мощь в своей основе намного важнее традиционной военной мощи для установления мирового лидерства. Доминирование в своем непосредственном окружении в Восточной Азии вовсе не является для Китая необходимым условием для такого лидерства. Следуя этой логике, Китай будет просто поддерживать военное равновесие в западной части Тихого океана, защищая свою непосредственную периферию и отстаивая свои территориальные притязания посредством доктрины ограничения доступа/блокирования зоны, а также медленно меняя соотношение сил в свою пользу. При этом он будет добиваться мирового господства через другие формы влияния. И здесь Пекин может действовать по аналогии с США, но с учетом своих особенностей. Американское лидерство в мировом порядке, возникшее после Второй мировой войны и окрепшее после окончания холодной войны, основывалось как минимум на трех важнейших факторах. Во-первых, это способность превращать экономическую мощь в политическое влияние. Во-вторых, это сохранение инновационного превосходства над остальным миром. И в-третьих, это способность влиять на ключевые международные институты и устанавливать важнейшие правила поведения в мире. Пойдя вторым путем, Китай постарается взять на вооружение эти факторы. Все начнется с расширения его амбиций в рамках инициативы «Один пояс, один путь» в Евразии и в Африке. Создавая и финансируя физическую инфраструктуру, Китай окажется в центре паутины торговых и экономических связей, охватывающих многие континенты. А цифровая составляющая этих усилий под названием «Цифровой Шелковый путь» обеспечит достижение цели, о которой Китай заявил в 2017 году на своем партийном съезде: стать «кибернетической сверхдержавой», используя основополагающие китайские технологии, задавая стандарты в международных организациях и создавая долгосрочные коммерческие преимущества китайским фирмам. (Есть признаки того, что Китай даже выход из самоизоляции после эпидемии коронавируса использует для достижения этих целей, захватывая дополнительную долю рынка в ключевых отраслях, где конкуренты временно бездействуют.) Сочетая агрессивную внешнеэкономическую политику и крупные государственные вложения в инновации, Китай может стать ведущим игроком в сфере важнейших технологий, от искусственного интеллекта и квантовых компьютеров до биотехнологий. Наращивая посредством таких усилий свою экономическую мощь, Китай будет совершенствовать потенциал превращения этой мощи в геополитическое влияние. Эван Фейгенбаум (Evan Feigenbaum) из Фонда Карнеги отмечает, что Китай обладает самыми разными рычагами воздействия для «обеспечения своих политических и экономических предпочтений». Фейгенбаум делит их на «латентно-пассивные» и «активно-принудительные». По его мнению, Пекин будет и дальше совершенствовать свою стратегию «сочетания и комбинирования», в полной мере задействуя все эти рычаги в стычках с многочисленными странами, начиная с Южной Кореи и Монголии, и кончая Норвегией. Со временем Китай может разработать системный механизм эскалации, чтобы добиваться намеченных результатов. Соединенные Штаты строили ключевые послевоенные институты по собственному политическому образу и подобию. Точно так же, второй путь приведет Китай к тому, что он начнет вносить изменения в основные политические нормы мирового порядка. Многие исследователи указывают, что Пекин ведет массированное наступление в системе ООН, чтобы защитить свои собственные узко-китайские интересы (скажем, воспрепятствовать принятию Тайваня в ООН, заблокировать критику в адрес Китая). Еще одна важная цель — закрепить иерархию ценностей, в которой национальный суверенитет будет превыше прав человека. Сейчас широкое распространение получила фраза «насильственный контроль», которой обозначаются назойливые попытки КНР влиять на политическую дискуссию в демократических странах, в том числе в Австралии, Венгрии и Замбии. Пекин также быстро наращивает свой дипломатический вес, обойдя Соединенные Штаты по числу дипмиссий за рубежом и настойчиво расширяя свое влияние в сфере международных финансов, в торговых институтах и в вопросах глобального климата. Тарун Чхабра (Tarun Chhabra) из Института Брукингса очень точно подметил, что подход к идеологии у Пекина гибкий, но итоговым результатом такого подхода является расширение авторитарного пространства и ограничение пространства для прозрачности и демократической подотчетности. Другой ключевой фактор американского лидерства в эпоху после Второй мировой и холодной войн — это, конечно же, прочная и надежная система альянсов. У Пекина таких возможностей меньше. Тем не менее, китайские лидеры уже приступили к созданию сети военных баз далеко за пределами своей территории, начав с Джибути (маленькая страна в Африке — прим. ред.). Чтобы компенсировать собственный дефицит альянсов, Китай проводит политику подрыва и раскола западной структуры альянсов, обхаживая страны Восточной Европы и ослабляя связи между США и их азиатскими союзниками. Все эти усилия Китай прилагает в момент, когда Соединенные Штаты отказываются от своей традиционной роли гаранта существующего порядка. И это самое важное обстоятельство. Президент США Дональд Трамп продолжает подчеркивать значимость традиционных связей в сфере обороны и безопасности, которые дают Америке возможность сохранять свое присутствие в Азии. Но он проявляет гораздо меньше интереса к противодействию тем глобальным вызовам, которые бросает Китай. По крайней мере, последовательного и связного интереса у него не наблюдается. Печальным примером такой незаинтересованности стала реакция США на коронавирус. В ней сочетаются неуклюжие попытки напомнить миру, что вирус появился в Китае, неумелые действия по борьбе с эпидемией внутри страны и отсутствие принципиального мирового лидерства, которое всегда было лучшей рекламой американского превосходства. В прошлом мы могли рассчитывать на то, что Соединенные Штаты возглавят международные усилия по координации экономического стимулирования и глобальных мер в сфере здравоохранения. Мы не ожидали, что федеральное правительство потерпит такой провал в борьбе с пандемией и в распространении точной информации о заболевании. Несмотря на все разговоры о соперничестве великих держав, наиболее вероятный сценарий заключается в том, что Китай постепенно заполнит вакуум, возникший с уходом США, а остальной мир начнет приспосабливаться к усиливающейся власти Китая, поскольку никакой перспективной альтернативы у него нет. Безусловно, добившись мирового превосходства, Китай вряд ли будет мириться с тем, что Соединенные Штаты остаются господствующей силой на его морской периферии. Но не исключено, что стремление к мировому лидерству — это просто способ ослабить позиции США в западной части Тихого океана. Это ведь тоже решение: вместо прямого противостояния сделать Америку несостоятельной в этой части мира за счет усиления китайского экономического и дипломатического влияния. То есть — без военно-политического давления и конфронтации. Безусловно, на таком пути Китай тоже столкнется с трудностями. У Китая меньше возможностей по обеспечению общемировых выплат на “общественные нужды”, чем у США. Во-первых, Китай пока не такая богатая страна, как Америка, а во-вторых, из-за своей авторитарной политической системы Китаю труднее претендовать на компетентное и неантагонистическое лидерство, которым отличаются США. В этом плане пандемия covid-19 имеет двоякий эффект. Неудачное выступление США на ниве борьбы с вирусом, несомненно, усилило сомнения в американской компетентности и надежности. Но в то же время кризис показал, насколько безответственно и отвратительно может поступать Китай, который сначала скрывал факт вспышки, дав коронавирусу распространиться по миру, а затем сочинил нелепую историю о том, что вирус был создан в Америке. Хуже того, Китай  стал продавать дефектные тест-системы странам, которые остро нуждались в настоящей помощи медиков из-за рубежа. Ключевым европейским странам, таким как Германия, надоела хищническая торговая практика Пекина, его попытки доминировать в ключевых отраслях и стремление подавлять свободу слова в демократическом мире и критику по поводу нарушений прав человека в КНР. Продемонстрировав самые темные стороны китайской модели, коронавирусный кризис может также привести к усилению противодействия глобальным амбициям Пекина. И наконец, существует идеологический барьер на пути Китая к лидерству. Связанная с усилением Китая напряженность — это не просто результат столкновения экономических и геополитических интересов. Она также является отражением более глубокого и естественного недоверия, которое часто влияет на отношения между демократическими странами и сильными авторитарными режимами. Пропасть между политическими ценностями Китая и демократических государств означает, что многие демократии в Европе и за ее пределами ощущают беспокойство в связи с ростом китайского влияния в мировых делах. Но все это отнюдь не помешает попыткам Пекина следовать своим путем. А он становится все шире и привлекательнее по мере того, как Соединенные Штаты уступают свои позиции и теряют свой престиж. Анализируя «два пути», неизбежно приходится отвечать на вполне очевидный вопрос: что, если Китай выберет оба пути — или ни один из них? На практике в китайской стратегии в настоящее время сочетаются элементы обоих подходов. Сейчас Пекин копит силы и добивается геополитического влияния, чтобы выступить против США в западной части Тихого океана. И одновремнно тот же Пекин готовится к более масштабных глобальным вызовам. Вполне возможно, что Пекину в конечном итоге не удастся пройти ни первым, ни вторым путем. Это произойдет, если его экономика или политическая система даст сбой, или если его конкуренты дадут Китаю результативный отпор. Так или иначе, рассмотреть варианты действий Китая полезно по трем причинам. Во-первых, это поможет выявить стратегические дилеммы и проблемы, с которыми Китай столкнется в ближайшие годы. Кажется, что у Китая колоссальные ресурсы, но и они не безграничны. Тот доллар, который потрачен на создание ракеты-убийцы авианосцев или бесшумной ударной субмарины, нельзя потратить на инфраструктурный проект в Пакистане или в Европе. Политический капитал у высшего китайского руководства тоже ограничен. Усиливающаяся страна, которой противостоят могущественные противники, и которая испытывает огромные внутренние трудности, не может одновременно решать многочисленные геополитические и геоэкономические проблемы, потому что распылит свои ресурсы, и это ослабит эффект от ее действий. В связи с этим разумно предположить, что китайские стратеги будут напряженно размышлять о том, какой путь к гегемонии более перспективен. Не менее напряженно об этом будут думать и американские руководители, которым нужно будет решать, какие ответные действия предпримет Вашингтон. Во-вторых, анализ возможных действий Китая помогает прояснить те стратегические вызовы, с которыми столкнутся США. Некоторые ведущие военные аналитики в Америке утверждают, что если Пекин не одержит верх в военном соперничестве вдоль своей морской периферии, он не сможет конкурировать с США в глобальном масштабе. В таком анализе ставка делается на то, что США вложат военные инвестиции и осуществят технологические и оперативные инновации, которые необходимы для поддержания баланса сил в Тайваньском проливе и в других региональных горячих точках, где уже начинается пожар. Эти инвестиции и инновации действительно очень важны. Но в своем анализе мы не исключаем возможность того, что Соединенные Штаты проиграют в состязании с Китаем, даже если им удастся сохранить прочные военные позиции в западной части Тихого океана. А это напоминает нам о том, что в противодействии китайским вызовам более мягкие методы соперничества, такие как создание альтернативных источников в технологиях 5G, инфраструктурные инвестиции и демонстрация компетентного руководства в решении глобальных проблем, важны не меньше, чем жесткие средства борьбы. Это указывает на то, что защищать американские альянсы и партнерства от внутреннего упадка и разложения, чему всячески способствует Китай, покупая влияние и проводя информационные операции, не менее важно, чем оберегать их от внешнего военного давления. Это предостережение о том, что выделение крупных средств на военные нужды при одновременном недофинансировании дипломатии и внешней помощи, ослаблении глобальной системы взаимоотношений Америки, выхолащивании международных институтов и отказе работать в них может оказаться столь же опасным, как и отказ укреплять военное присутствие Вашингтона за рубежом. И наконец, размышляя о двух путях Китая к гегемонии, мы выясняем, чем американо-китайское соперничество похоже, и чем оно отличается от противостояния холодной войны. Тогда, как и сейчас, был центральный театр войны, где противники сходились друг с другом прямо и непосредственно. Это была Центральная Европа. В годы холодной войны Советам было трудно, да и опасно выдавливать США с этого театра потенциальных военных действий. Поэтому они совершали фланговые маневры. Москва искала преимущества в развивающемся мире, предоставляя ему экономическую помощь, ведя там подрывную деятельность и демонстрируя солидарность с революционными движениями. Она стремилась подорвать систему американских альянсов в Европе и за ее пределами методами скрытого военного давления и политического вмешательства. Однако Советский Союз никогда не был серьезным соперником в борьбе за мировое экономическое первенство. У него не было ни возможностей, ни средств, ни умений, чтобы влиять на международные нормы и институты, как это может делать Китай. У советской власти была довольно небольшая база поддержки, а это ограничивало стратегические возможности Москвы. И если США и Советский Союз смотрели на свой конфликт упрощенно, видя в нем борьбу добра со злом, победу или поражение, выживание или крах, то сегодня в американо-китайских отношениях гораздо больше нюансов, и в них сочетается все более острое соперничество и до сих пор существенная взаимозависимость. Соединенные Штаты могут не только удержать свои позиции в этом соперничестве, но и сделать намного больше, если перестанут идти своим нынешним путем, занимаясь самовредительством. Однако то обстоятельство, что у Китая есть два возможных пути к превосходству, означает одно: это соперничество будет более сложным и более напряженным, чем во времена холодной войны. Хал Брэндс, Джейк Салливан источник »

104 +