фото показано с : germania.one

В 1929 году в Таджикской ССР началось производство документальных и хроникальных короткометражных фильмов. За прошедшие 90 лет кинематографистами Таджикистана был создан ряд фильмов, вошедших в «золотой фонд» мирового кино. Что сегодня происходит в таджикском кинематографе? Своей точкой зрения на современное кинопроизводство с читателями «Иктисодчи» делятся таджикские режиссеры Аниса Сабири и Искандар Усмонов. – Уважаемые Аниса и Искандар! Ваши имена хорошо известны массовому кино- и телезрителю не только в Таджикистане, но и за его пределами. Интересно, как Вы пришли в кинематограф, и какой была Ваша первая работа в кино? Искандар Усмонов – Мечта о кино у меня появилась еще в детстве. Отец давал деньги на кино и потом просил рассказывать, что я посмотрел в кинотеатре и что запомнил. «Сталкер»… «Белое солнце пустыни»… Уже в 7 классе я решил – это мое, иду к кино! К окончанию школы уже сыграл несколько ролей в нашем местном театре. После окончания школы в Канибадаме не смог уехать учится в Москву, хотя получил направление от режиссера городского драмтеатра в Канибадаме.   Приехал в Душанбе и с легкостью поступил в Таджикский Государственный Университет на филологический факультет. В ТГУ играл в нашем студенческом театре, увлекался КВНом, писал рассказы, песни под гитару и сценарии для разных студенческих мероприятий. Уже с первого курса работал на радио и телевидении, пытался как-то даже сняться в кино. После окончания учебы, в 1993 году работал на канибадамском телеканале и именно там я снял свой первый фильм. Написал сценарий, сам был оператором, сам смонтировал. Героем моего фильма был мой отец, который хотел воплотить свою мечту – построить 11-километровый водовод жителям Канибадама. Потом была работа в МТРК «Мир», где снимал телесюжеты, документальные фильмы. Работа в Москве, учеба в киношколах Душанбе у Рустама Ибрагимбекова, Азиатская Академия Кино в Южной Корее ещё больше приблизила меня к кинематографу. Аниса Сабири – Спасибо за такую оценку, но могу сказать, что я пока делаю только первые шаги – не только как режиссер, но и как человек, потому что поначалу кажется, что искусство – это плавание. На самом деле, искусство – это большое плавание, которое требует столько навыков и погружения, что даже, если ты плывешь и видишь, что берега уже далеко позади, а всё равно плыть ещё бесконечно много. Когда ты «заплыл», вернуться назад, пожалуй, невозможно, потому что, кажется, что волны приливают к береговой линии, но на самом деле, они захватывают всей своей мощью, и несут тебя в неизвестном направлении. В этом особая магия – быть погруженным в искусство, и особая ответственность – не захлебнуться, выйти на единственно верную траекторию. Мой путь в искусство я могу описать именно так. И ещё… На самом деле не уверена, плыву ли я, или меня только лишь несут волны – скорее второе, чем первое, потому что я ещё не только не выразила себя, но и не очертила тезисы… В этом плане кино – самое, пожалуй, опасное полотно для самовыражения – потому что в кино всё слишком очевидно, в кино невозможно солгать. Но зато этот вид искусства и самый мощный из всех, что существуют до сих пор. Кино воздействует на подсознание, воздействует на все пять органов чувств. Поэтому, наверное, я и пытаюсь войти в кино – это мой долгий путь, от литературы в юриспруденцию, фотографию, публицистику. И все вполне могло для меня сложиться иначе – если бы не встреча с великими мастерами киноязыка Фредом Келеменом и Ираклием Квирикадзе, отбором моей первой студенческой работы на «Кинотавр», которую я сняла на купленную мне камеру отечественной компанией «Анатис». Этот короткий кинематографический отрезок моей жизни позволил поверить в то, что я могу воплотить в кино давнюю мечту – историю о мальчике, воспитанном временем гражданской войны в Таджикистане. Так родился «Плач танбура» – моя первая кинолента, которая была приглашена на многие кинофестивали мира, в том числе и один из крупнейших в мире – Пусанский. – Документальные и художественные киноленты создаются разными людьми – сценаристами, режиссерами, продюсерами, операторами, актерами… Какое амплуа, какие жанры, и какой из ваших фильмов вам ближе и почему? – Я всегда отдаю предпочтение к кино, которое вызывает эмоции. Не важно,  документальное это кино или художественное. Важно, чтоб история тебя зацепила. Меня больше волнует тема жизни обычного, простого маленького человека. В работах над разными фильмами был со-продюсером, и вторым режиссером, и сценаристом, но больше всего мне нравится писать сценарии и снимать самому. По моим сценариям снято много фильмов, а ряд из них, такие как «Я вернусь», «Кукла», «Ночь в Нью-Йорке», «Война ради мира», «Обмани себя», «Что я забыл?» – это мои сценарии, которые ещё ждут своих продюсеров. Что же касается моих любимых работ, то могу сказать, что все мои фильмы – как мои дети. Получивший много призов мой фильм «Телеграмма», где я выступил и сценаристом, и режиссером, и продюсером, доказал мне, что я на правильном пути. –  Кино – это коллективное творчество, и это предполагает особое отношение  к творческому процессу. Например, является ли авторство картины только режиссерским? Верно ли, что режиссер вправе менять сценарий, а оператор – предлагать своё видение кадра? У каждого режиссера свой метод работы, свой «киноглаз», у каждой продюсерской компании – свои условия. Многие годы можно потратить на то, чтобы найти «своего» оператора, монтажёра, продюсера, особенно, если у тебя определенные требования к эстетике, или если ты ещё в поиске этой эстетики. Предположим, режиссер видит мир в черно-белой палитре, ему нравится определенная стилистика в движении камеры, и эта стилистика архаична, то он либо должен довести своё видение до команды, либо встретить единомышленников. Я считаю, что очень важно, когда, реализуя режиссерский замысел, каждый член съёмочной группы чувствует себя соавтором фильма. Когда формируется команда – это большое счастье. И это требует долгих лет, опыта, настоящих человеческих качеств, готовности делиться. Я ещё, конечно, нахожусь в поиске, моё амплуа – наблюдатель, или, можно сказать, «подглядывающий». Я жажду узнать эту тайну сотворчества, потому что кино невозможно создать в одиночку. – Чем, на Ваш взгляд, отличается документальное и игровое кино XXI века от века минувшего? И что сегодня преобладает в кинематографе – искусство  или бизнес? – Андрей Тарковский однажды сказал, что кино – бедное искусство, которое тесно связано с деньгами. Всегда так было и будет. А Валерий Ахадов при нашей встрече сказал мне одну фразу: «Один фильм на заказ, другой для души». Задачу кинематографиста я вижу в том, чтобы снимать для души, для интеллектуального зрителя, которого, как говорил мой наставник Анвар Тураев, надо найти и воспитать. Тем не менее, коммерческое кино я не снимал. Были небольшие заказы, надо было заработать, чтобы жить, но… Мечтаю снять хороший коммерческий фильм. Может быть в будущем. У меня есть сценарии и такого жанра. Ждут своего продюсера. Но и там – не деньги главное… – Если обратиться к истории создания кино, то оно начиналось, как бизнес-эксперименты, ориентированные на массового зрителя, которые обрели ошеломляющий успех. Рискованный фокус Люмьеров был подхвачен индустрией, появлялись компании, вырастали корпорации, росла конкуренция, соответственно, и индустрия. Однако вскоре стало очевидно, что кино – это ещё и мощный инструмент идеологического воздействия, в который государства стали вкладывать огромные средства для продвижения определенных ценностей. Со временем кино превратилось в массовый продукт, оно стало доступным, потому что каждый может взять камеру и начать снимать. Вместе с тем утерялась и сакральность киноиндустрии, появились штампы, и зритель тоже поменял к кино своё отношение. Кино больше не воспринимается им как чудо. С появлением интернета и социальных сетей кино тоже изменилось – потому что меняется психология восприятия людей, а кино хочет, чтобы его воспринимали. Поэтому рынок стал диктовать свои условия киноиндустрии. И это серьезный дискурс для кино, как искусства. – Главным показателем успеха художественного фильма специалисты киноиндустрии часто называют величину кассовых сборов. Согласны ли Вы с такой оценкой?   – Возможно. Снимать кино стало труднее во всех странах. Собирать или находить деньги на него ещё сложнее. Если продюсер видит, что фильм не принесёт им «кассу», он просто не даст на него денег. Иногда хорошее кино просто не доходит до зрителя, теряется, лежит на полках. У нас сущестсвуют проблемы с прокатом. Бывают и такие случаи, когда просто запрещают показ фильма. И фильм “умирает”. – По большому счету, это вопрос доверия к зрителю. Боюсь показаться кощунственной, но я бы не стала доверять массовому зрителю, который  выбирает Кока-колу и гамбургеры Макдональдс. В условиях такого агрессивного капитализма, который мы имеем сейчас, мнение людей – это мнение организма, который манипулирует через четко работающие алгоритмы. В кино это особенно важно, так как кино – это большой рынок, над «кассовыми» фильмами работают огромные продюсерские  команды. При том, как мне видится, сегодня остро ощущается потребность в хороших картинах, но рынок к сегодняшнему дню сделал всё, чтобы фильмы такой величины, как «Туринская лошадь» Белы Тарр, «Небо над Берлином» Вима Вендерса, «Андрей Рублев» Андрея Тарковского или «Пролетая над гнездом кукушки» Милоша Формана, создавались всё меньше – не потому, что мы стали жить лучше, а потому что искусство изменилось, оно стало эгоистичным. Однако, «Левиафан» Звягинцева – успешный и творчески и экономически, современный проект, или «Рома» Куарона. К кино, как к «родам», надо готовиться, планировать и искать хороший «роддом», но движущим базисом должна быть искренность творца, сильный проект. – Известно, что индийский, например, кинематограф, выпускает в год более 900 художественных фильмов. Сколько игровых и документальных работ выпускается сегодня в Таджикистане в среднем в год? – Я знаком с индийским кинематографом и не раз был в Индии, где кинопроизводство – целая отрасль экономики. Сравнивать их с нами – было бы не правильно. Даже с Узбекистаном нельзя сравнивать – у них в этом году произошел настоящий прорыв в кинематографии. Государство понимает, что это хороший доход и даёт «добро» частным студиям, небольшим продюсерским компаниям. У нас же, в «Таджикфильме» я не знаю, кто и что снимает, поскольку я не знаком с их производственным планом. Но знаю, что у моих коллег – серьезная проблема с финансированием и с хорошими сценариями. «Таджикфильм» может взять проект, потратиться на него, но фильм не принесёт ни дохода, ни повысит имидж стране, и тем более – не будет хорошим кино. На мой взгляд, структура нынешнего «Таджикфильма» сейчас громоздкая, и она не в состоянии помочь кинопроизводству и тем более прокату фильмов. Вызывает сожаление и то, что классные специалисты уходят из отрасли и работают в других странах. И это не их вина, все хотят жить и работать достойно. Их приглашают и они уезжают. А вместе с ними «уезжает» и наше кино. – Если не ошибаюсь, то в среднем, это 2 – 3 игровых полнометражных, и около десяти короткометражных фильмов. Производят их «Таджикфильм», «Сугдсинамо», ТВ или независимые режиссеры. Эти фильмы, как правило, не выезжают за пределы республики, или СНГ. В этом году моя команда реализовала лабораторию экспериментального кино, в которой начинающие режиссеры выпустили три художественных, один экспериментальный и один документальный короткометражных фильма. Проект был полностью поддержан посольством Великобритании в Таджикистане. Фильмы показывали по нескольку раз на многих площадках Душанбе, зрителей было очень много. Но это было возможно только благодаря поддержке посла Великобритании Хью Филпотта. А что дальше, не знаю – поддержки у нас ждать неоткуда. – Известно также, что американские кинофильмы собирают за рубежом миллиарды долларов. Каким Вы видите потенциал экспорта работ таджикских кинематографистов? – Одна ласточка весну не сделает. Пока нет у нас специалистов или же в будущем не будет, то хорошего кино у нас тоже не будет. Думаю, выше я ответил на этот вопрос. – У нас потенциал пока довольно низкий. Для улучшения ситуации требуются существенные изменения, поддержка государства, грамотная законодательная политика в сфере кинодеятельности. При грамотном использовании возможностей кино, Таджикистан способен поднять настоящую волну в туризме, повысить узнаваемость страны за рубежом. А это – отличные деньги и прекрасная возможность создать массу рабочих мест для своих специалистов. Недавно я была на Берлинском кинофестивале. Узбекистан представил свой стенд, каталоги прекрасных узбекских локаций, где зарубежные режиссеры могли бы снять свои фильмы, а также их МКФ PROlogue. Почему мы не можем этого сделать? У нас ведь тоже есть международный кинофестиваль – «Дидор». Но в этом году на открытии «Дидора», где были иностранные гости, зал был без отопления, ведущие непонятно как одеты, все сидели в куртках. Показы фильмов шли в рабочее время. «Дидор» явно не похож на главное кинособытие страны, а мог бы! Союз кинематографистов мог бы стать сильной институцией, а напротив, ведёт кулуарную политику «своих» и «чужих». Нам давно пора понять, что это мы заинтересованы в том, чтобы мир нас знал, объединяться и помогать друг другу, а не наоборот. – От чего зависит кассовый успех документального и игрового фильма? Насколько таджикские кинематографисты владеют приемами «раскрутки» фильмов? – Изначально в бюджет фильма продюсер вкладывает некоторую сумму на «раскрутку» картины – это закон, это принято в киноиндустрии. А нам бы деньги на производство найти! На актера, на технику. Режиссеры стали и продюсерами, и актерами, и сценаристами. Мы – как универсальные солдаты. Те, кто учились киноискусству, более-менее могут организовать прокат или рекламу своего фильма. Могут получить небольшую прибыль. А дальше что? В нашем кинематографе есть барьеры и препоны, которые нам сложно проходить – все упирается в волевые решения наших госструктур, которые упорно не видят в кино плюсы, в том числе экономические. – Зависит от многих факторов – от работы с прессой, хорошей визуальной подачи промо-материалов, трейлера, ну и конечно, возможности правильно акцентировать в пиар-кампании сильные стороны фильма – например, если фильм уже участвовал на фестивалях. Очень важно, чтобы наши режиссеры и продюсеры пришли к пониманию того, что продвижение – важная составляющая проекта фильма. Нам пора отойти от мысли о том, что зритель «обязан». Наша задача, как участников кинорынка – вывести его из равновесия, привести в кинотеатр, создать соответствующие условия и заставить задуматься. В зарубежных фильмах это нормальная практика, что в бюджет фильма закладывается не менее 20%, а то и 50% от суммы производства на его продвижение. – Интересно, сколько стоит выпустить часовой приличный художественный и получасовой документальный фильм? – Предположим, у нас есть около 50 тысяч долларов. Но все зависит от объёма работ, от объектов съёмок, качества сценария – именно от него зависит бюджет фильма. Интересные истории есть, хорошие сценарии – тоже есть. На мой взгляд, таджикскому кинематографу сегодня нужны не столько миллионы долларов, сколько нужна просто солидарность цеха и хорошая поддержка извне, поддержка государства. – Бюджет зависит от сложности сцен, от состава актеров, съемочной группы от локаций и техники. Я думаю, что хороший художественный фильм будет стоить порядка полмиллиона долларов, короткометражный – не менее 30 – 40 тысяч долларов. Все это можно позволить в Таджикистане сегодня, увы, из-за отсутствия собственных кадров и ресурсов только путем сотрудничества с зарубежными партнёрами и продюсерами, что в разы увеличивает цену. – Кто сегодня финансирует в Таджикистане производство художественных и документальных фильмов? Какой величины достигают гонорары сегодняшних актеров и насколько окупаемы вложения в производство таджикского кино? – Большая часть кинопроизводства финансируется гуманитарными  международными организациями, но эта поддержка уже сворачивается, поскольку доноры понимают, что время помощи проходит, и государство уже само должно этим заниматься. Государственные деятели Таджикистана должны понимать, что кино в Таджикистане должно быть визитной карточкой страны! У нас – столько возможностей, а мы обращаемся к различным иностранным кинофондам, просим гранты, участвуем на питчингах в фестивалях за рубежом. Повезёт – дадут! Не повезёт – идём на следующий заход… Поэтому очень хотелось бы, чтобы в коридорах власти нашей республики поняли – на самом деле мы, кинематографисты не просим денег. Мы просим возможности показать наше искусство, культуру и историю страны, открыть миру наш Таджикистан. – Производство финансирует государственное предприятие «Таджикфильм» –   это несколько фильмов в год. Очень здорово держится на плаву студия «Сугдсинамо», если не ошибаюсь, благодаря поддержке областного бюджета. Но таджикские предприниматели пока не выражают заинтересованность в поддержку кино. Видимо, потому что не видят выгоды в такой филантропии. У нас был опыт поддержки от двух национальных компаний, которые финансово поддержали производство фильма «Плач танбура» – компания Т-Rank и компания AVAS. Остальные компании, в которые мы обращались, отвечали незаинтересованностью в поддержке кино в принципе. Производство фильмов здесь сложно окупить, потому в Таджикистане очень высокие цены на аренду оборудования. Аренда профессиональной кинокамеры без линз в день обходится в среднем в 900 – 1500 сомони, ещё 150-200 за линзы, 300 – 600 – за аренду монтажной студии за 8-часовой день, плюс отдельная оплата режиссеру монтажа. При недоступных ценах на оборудование у нас крайне низкая оплата человеческого труда. Если мы хотим развиваться, следует пересмотреть политику цен и начать позиционировать себя как открытая к сотрудничеству в сфере кино республика. Например, в Турции или Индии зарубежный режиссер может даже получить государственный грант, если съёмка фильма предполагается у них в стране. Зачем им это нужно? – Это отличный пиар! – Бывали ли случаи, когда работы таджикских кинематографистов финансировались из-за рубежа? – Есть такое дело. Некоторые так и снимают свои кинокартины. Я снимал на гранты организаций и – ничего! А как быть? Никто, ни режиссер или продюсер не виноват в этом, это не запрещается законом. Главное – убедить продюсера дать деньги. Мне это удавалось не раз! – Да, насколько я знаю, Бахтиёр Худойназаров работал с зарубежными студиями, и его финансировали сразу несколько стран. Это отличный опыт, – если проект интересный, перспективный, можно получить грантовую поддержку. Например, World Cinema Fund, гранты компании ARRI. «Плач танбура» тоже был поддержан из-за рубежа. Средства были собраны на международной благотворительной платформе, собрали даже немного больше, чем планировали, что потом очень пригодилось в продвижении фильма. Тому послужил счастливый случай – мне предложили повести тур с двумя туристами из США по Памиру. Когда мы познакомились, и они узнали о моих планах, помогли создать кампанию по сбору средств. Получилось! – Были ли в Вашей практике случаи, когда Вы отказывались от производства кинопродукции и почему? – Были, и много раз. Бывало, я не хотел делать фильм, сценарий которого расхвалил продюсер или режиссер. Был и такой случай, когда ко мне пришли и сказали, напишите нам бесплатно хороший сценарий, мы вас в титрах фильма укажем. Простите, я буду писать три месяца ваш сценарий, а как жить три месяца? И почему вы привыкли, что это можно сделать бесплатно? – Да, были такие случаи – потому что предложенные темы меня не тронули. Создание фильма – долгий и серьёзный процесс. Люди часто думают, что это пошёл – снял и смонтировал, и что ко всему прочему, это ещё и дешёвый труд. Кино – очень дорогое удовольствие. – Уровень и качество кинопродукции во многом определяется тем, какая применяется техника – съёмочные камеры, компьютеры и цифровые технологии. – Нет, нет и нет! Уровень и качество – это хороший сценарий. Хичкок говорил, нужно три вещи, чтобы снять хорошее кино: сценарий, сценарий и сценарий! А ваш сценарий должен включать интересную историю героя, правильную структуру и хорошие диалоги. Я смотрел фильм, который был снять на телефон, было потрачено всего 200 долларов. А фильм заработал более ста тысяч долларов, потому что сценарий разработан профессионально, есть интересная история и рассказана она по законам кино! – В принципе, эстетику можно создать, мне кажется, с помощью любой техники – то есть, если есть только вот это оборудование, надо хорошо консультироваться с коллегами и понять, что возможно сделать – если история интересная, и сценарий сильный, это может сработать. Но глаз не обмануть, и он всё равно стремится к красоте, или, так называемому «кинематографичному» изображению, а для этого нужно дорогое, профессиональное оборудование. – Как Вы оцениваете техническую оснащенность таджикского художественного и документального кино и подготовку специалистов в этой сфере? – У нас есть хорошие возможности, и техника собрана хорошая, в некоторых студиях, появились технические возможности. Но кино это, прежде всего,  специалист, обученный. Нужно делать упор в первую очередь на это. Мастер-классы проводятся ради плюсиков и галочки. А потом и те редкие слушатели мастер-классов или выпускники пропадают куда-то. Никто не отслеживает их, не занимается дальнейшим трудоустройством молодых. – Пример из жизни: «Плач танбура» снимаем на камеру RED Dragon – это профессиональная дорогая камера, и вроде бы номинально она у нас «есть». Но в комплекте нет ND фильтров и переходника к аккумулятору! (это как пытаться звонить с телефона без аккумулятора). Переходник приходится везти из Москвы, рисковать трансфер арендованных фильтров в Душанбе, это все дополнительные расходы. Не говоря уже о том, что, если собрать световое оборудование со всей республики, его недостаточно для съемки большого кино! Другая проблема – отсутствие грамотных специалистов. Хорошо подготовленный специалист у нас – редкость, так как мы знаем, какие зарплаты в наших институтах и как много бюрократии ложится на плечи преподавателя. – Сколько, по Вашим оценкам, стоит подготовка квалифицированного аниматора, операторов, специалиста по компьютерным технологиям? – Более  двадцати лет жизни я потратил на учебу – писал сценарии, снимал фильмы. Настоящие специалисты кино учатся каждый день. Но даже сейчас я с осторожностью говорю, что могу и умею снимать кино. Просыпаешься утром, а что-то новое появилось в твоей отрасли, и ты идешь учиться новому. К сожалению, полноценных специалистов у нас в Таджикистане не готовят, искусство кино студентам преподают не «киношники». Ребята едут учиться в Россию, но порой не возвращаются, потому что ясно видят, что киноиндустрии нет на родине. – Образование в сфере кино одно из самых дорогих в мире. В Лондоне – в районе 21 тысячи фунтов в год. В США – ещё дороже, в Польше или России – гораздо доступнее. Но я считаю, что российское образование уже давно изжило себя, и профессию надо получать не в пределах постсоветского пространства, а в хороших западных или азиатских школах – в Китае, в Англии, в Южной Корее или Германии, где открытый свежий взгляд на кино, самые современные методики преподавания. Кстати, в Германии можно учиться за 250 евро в год, но надо владеть немецким. – Каким, на Ваш взгляд, должно быть участие государства в современной таджикской киноиндустрии? – Самое полное участие. Кино до сих пор является важнейшим из искусств. Это – сильнейший инструмент идеологии, сильнее пушек. Нашей киноиндустрии нужны менеджеры, нужны смелые эсперименты, новые взгляды и хулиганы (в хорошем смысле слова). Именно сейчас, только государство может дать опору, надежду и необходимую помощь молодым деятелям кино. И не проиграет. – Государство способно сделать кино одним из самых доходных секторов экономики. Для таких масштабов вовлеченность государства обязательна. Но важно и соблюсти баланс – не мешать творческому процессу, дать возможность реализовывать творческие идеи, создавать независимые фильмы независимым продюсерским компаниям, частным режиссерам. У нас сейчас очень сложная ситуация с лицензированием – получить лицензию дорого и непросто, а без лицензии снимать незаконно. Также производство фильмов подлежит налогообложению. Вдобавок, в Таджикистане всего два современных кинотеатра – «Кайхон» и «Навруз», а их должно быть в десятки раз больше. А вот ещё идея – почему бы не дать преференции бизнесменам, поддерживающим кино? – Развитие интернет-технологий привело к росту пиратства. Насколько серьёзны потери таджикских производителей кино от пиратов?   – У нас пираты больше помогают пиарить наше кино – некоторые режиссеры с их помощью даже дают о себе знать. Ставить камеру и снимать кино стало геройством. Так пусть снимают, пусть это донесут “пираты”. Кривое, с плохим кадром, низкого качество кино, тоже для кого-то кино. Если это сняли, значит, это кому-то было нужно. Значит, нашли деньги, найдут и зрителя и пираты найдутся, чтоб отпиарить. – Кинотеатр «Кайхон», с которым я имела опыт работать, тщательно следил за тем, чтобы соблюсти все меры предосторожности. Но конечно, продюсеры должны также предпринять меры для того, чтобы фильм преждевременно не вышел в сеть. – И последний вопрос – интересно будет узнать о Ваших ближайших и перспективных планах. – Я не планирую. Сложно планировать у нас и в наше время. Скоро уезжаю на киномаркет в другую страну со своим кинопроектом. Помогаю коллегам снять свои фильмы. Пишу сценарий фильма для киностудии соседнего государства. Это все, что могу сказать сейчас. – Сейчас я работаю над документальным фильмом об исчезающей ритуальной музыке, который был поддержан посольством Федеративной Республики Германия, а также культурным центром Бактрия. Этот фильм некоммерческий, но мы думаем о том, чтобы реализовать его, в том числе и на примере успешной дистрибуции. Постпродакшн мы вынуждены, увы, делать за пределами республики, и в процессе съёмки команда тоже работала международная. Думаю, летом мы уже подготовим фильм. Кроме фильма ещё я планирую поступать в магистратуру за рубеж, пока это в процессе, и надеюсь, скоро смогу порадовать новостями… Андрей ЗАХВАТОВ журнал Иктисодчи №23, (02) март – апрель, 2019г.  источник »

85 +